После еды чонтали отставили пустые плошки в сторону и встали, намереваясь помочь жителям сожженной деревни, но Ах-Той подошел к ним и жестом остановил их:
– Мы благодарны вам за желание помочь, но дальний путь измотал вас. Когда наши воины отправятся в погоню, они будут двигаться очень быстро, а потому вам следует отдохнуть и хорошо выспаться. Помощь таких мужественных воинов, как вы, потребуется нам, когда мы нагоним чужеземцев. Будет жестокий бой, и всем нам потребуются силы. – Ах-Той положил руку на плечо Чимая. – Я провожу вас, братья, в одну из оставшихся хижин, где вам никто не станет мешать. Там вы сможете спокойно выспаться.
Чимай устало кивнул, соглашаясь с предложением шрамолицего воина. Они слишком долго были в пути, страдая от голода и жажды, а схватки с могучими чужеземцами окончательно отбирали их силы. В течение последних дней они не позволяли себе расслабиться ни на секунду. Даже когда выпадали редкие минуты сна, чонтали все равно продолжали оставаться настороже. Если они хотели сразиться с белокожими, им следовало набраться сил. Ах-Той проводил их на дальний край деревни, помог обустроиться, после чего, остановившись в дверном проеме, повернулся и сказал:
– Нам удалось захватить одного из чужеземцев, и сегодня, похоронив близких, мы принесем его сердце и кровь в жертву богам. Через несколько часов я разбужу вас, и после жертвоприношения мы сразу же выступим в путь.
Чимай и Чан-Пель улеглись на циновках и моментально уснули. Жители деревни продолжали собирать тела погибших и уносить их на расположенную за деревней поляну. Раненых доставляли в специально отведенную хижину, где передавали в руки знахарей. Но чонтали уже не видели этого. Впервые за много дней они позволили себе крепко спать, не заботясь о мерах предосторожности…
Ах-Той, как и обещал, разбудил их через несколько часов. В сопровождении чонталей он прошел на центральную площадь разрушенной деревни, где перед небольшой каменной пирамидой, на вершине которой возвышался покрытый причудливыми фресками и барельефами храм, толпилось около полутора сотен людей. Когда они подошли ближе, люди расступились, с уважением пропуская их вперед. У широкой лестницы, ведущей на вершину пирамиды, ступени которой были украшены резными иероглифическими надписями, стояли два воина с копьями в руках. Лицо каждого из них было покрыто белой краской, а по линии рта шла черная полоса, которую пересекали короткие линии того же цвета, создавая иллюзию оскаленных зубов. На их головы были надеты шлемы, изображающие головы орлов и украшенные разноцветными птичьими перьями. Наверху пирамиды, у самого храма, рядом с дымящимися курильницами, скрестив руки на груди, стоял жрец в великолепном головном уборе из перьев кецаля, одетый в белый балахон из тонкой материи и увешанный разного рода амулетами. Рядом с ним суетились четверо чаков – его помощников. Под тихое песнопение они совершили ритуалы, изгоняющие злых духов, после чего вымазали жертвенный камень голубой краской. Где-то сбоку начали бить барабаны, а затем раздались резкие звуки, издаваемые большими раковинами.
Вдруг толпа зашевелилась, и Чимай увидел, как несколько воинов подвели к каменной лестнице белокожего пленника со связанными за спиной руками. Он был полностью обнажен, только вокруг талии был обмотан ровный кусок материи, скрывающий его стыд. На шею ему была накинута петля, а конец веревки держал в руке один из воинов. Сгорбившийся, с опущенными плечами, чужеземец еле перебирал босыми ногами, двигаясь за ним, словно робкое животное, а глаза его испуганно бегали по толпе, будто искали помощи у присутствовавших людей. Несколько женщин, стоявших рядом с Чимаем, прикрывая ладонью рот в знак удивления, пальцами показывали друг другу на его длинную, косматую бороду и торчащие в разные стороны усы. Они впервые увидели белого человека, и буйная растительность на его лице поразила их.
– Он словно обезьяна! Разве может быть у человека такое заросшее волосами лицо? – услышал Чимай голос одной из женщин и краем глаза заметил, как другие закивали, соглашаясь с ней.
Пленника подвели к лестнице, и он, понимая, какая участь ожидает его впереди, в ужасе начал упираться ногами, натягивая веревку так, что петля вдавилась ему в шею. Белокожий попытался закричать, но петля затягивалась все туже, и вместо крика раздался лишь протяжный, сиплый хрип. Рот его широко раскрылся, ловя ставший недоступным воздух, а глаза стали закатываться так, что зрачки уплыли под верхние веки. Следовавший за ним воин подошел ближе и немного ослабил петлю. Пленник глубоко вдохнул и в бессилии начал опускаться на колени, но острие копья, упершееся ему в подбородок, заставило его снова встать на ноги.
Откуда-то из толпы вышел Кин. В руках он нес большую плошку с темной жидкостью. Индеец подошел к пленнику и протянул плошку к его губам:
– Пей, чужеземец. Это поможет тебе не испытывать страха.
Но белокожий не понимал языка майя. Он в отчаянии замотал головой, выбивая плошку из рук Кина. Она упала на землю, и густая жидкость большими брызгами выплеснулась из нее, оставляя темные пятна на каменных ступенях.
– Тогда трепещи, чужеземец, – усмехнувшись, произнес Кин. – А теперь иди, боги ждут тебя.
Разум белокожего помутился, и он сам начал покорно подниматься вверх по крутой лестнице, будто там мог найти спасение. Бой барабанов и вой музыкальных раковин усилились, когда пленник и сопровождавший его индеец достигли площадки перед храмом. Два чака подошли к нему, сняли с его шеи петлю и развязали руки, после чего крепко взяли его под локти, чтобы он не смог попытаться сбежать. Музыка неожиданно стихла. Жрец подошел к человеку, приведшему пленника, и передал ему длинный обсидиановый нож. Перепуганный белокожий скосил на него глаза и резко дернулся, пытаясь вырваться из цепких рук двух чаков, но в этот момент еще двое схватили его за ноги и рванули их вверх. Чужеземец в ужасе закричал, а четверо чаков бросили его спиной на жертвенный камень, сильно перегибая тело вниз и вдавливая руки и ноги в холодный каменный пол. Палач с обсидиановым ножом тут же оказался над ним и отточенным ударом вонзил острие между его ребрами прямо под левым соском. В следующее мгновение индеец уцепился рукой за открывшиеся его взору ребра и, продолжая резать ножом плоть несчастного, разорвал ему грудь. Рука палача скользнула внутрь и через секунду взметнулась вверх, сжимая окровавленными пальцами трепещущее сердце чужеземца. Сквозь волны терзающей все тело боли белокожий услышал, как восторженно взревела стоявшая внизу толпа, и его глаза, устремленные на собственное, еще бьющееся сердце, медленно закрылись.
Палач водрузил вырванное сердце на специальное блюдо и почтительно передал его жрецу, который с торжественным видом подошел к изображениям богов, чтобы свежей кровью вымазать их лица. Когда боги насытились, чаки схватили истерзанное тело белокожего и скинули его вниз, после чего сами пошли следом, осторожно ступая по скользким, перепачканным кровью ступеням. Под гомон толпы они быстро содрали с трупа кожу, не тронув лишь его рук и ног, а спустившийся к тому времени жрец скинул с себя все одежды, оставшись совсем нагим. Вновь забили барабаны и зазвучали протяжные, словно вой ветра, звуки раковин. Жрец накинул на себя содранную человеческую кожу, плотно обернулся в нее, и его тело забилось в яростном, экстатическом танце.
Чимай нашел глазами Кина и стал пробираться к нему сквозь толпу. Надо было спешить, иначе преследователи могли нагнать Балума.
Мы бежали уже около двух часов, и сил больше не было. Когда мы выскочили из зарослей на открытое пространство, Ник остановился, уперся плечом в дерево и медленно сполз вниз по стволу, показывая рукой, что дальше бежать не может.
– Лучше пристрелите меня, – наконец произнес он.
Я ничком упал на землю рядом с ним, пытаясь отдышаться. Прямо перед нами, почти на самом краю сельвы возвышалась старая, полуразрушенная пирамида, на вершине которой виднелись развалины храма. Время оказалось безжалостным к творению ее создателей. Судя по остаткам стены храма, раньше его покрывали причудливые барельефы, но сегодня они были практически стерты. Лишь широкая лестница, ведущая на вершину пирамиды, все еще сохраняла на своих ступенях резные иероглифические надписи. Если бы мы увидели эту пирамиду еще вчера, когда были обычными путешественниками, привлеченными в Мексику ее древней культурой, мы бы излазили ее вдоль и поперек, но сейчас нам было на нее абсолютно наплевать, как и на все остальные культурные ценности этой страны. Помимо всех перипетий, выпавших на нашу долю сегодня, из-за жары и длительного бега начинало давать о себе знать обезвоживание, и это могло стать очень серьезной проблемой. Ник лежал, жадно ловя воздух широко открытым ртом.