Ник кивнул, соглашаясь, и мы осторожно направились ко входу. Было темно, но включать фонарик мы не рискнули. Я медленно шел впереди Ника, стараясь неслышно ступать по каменному полу подземелья, чтобы не выдать своего присутствия, если кто-нибудь из бандитов вдруг остался здесь поджидать нас. Но никаких неожиданностей по пути не возникло, и вскоре мы оказались у щели, служившей входом в тоннель пирамиды. Люди Длинного вырубили все заросли, скрывавшие проход, и я смог осмотреть окрестности, не высовываясь при этом из темноты. Снаружи увидеть меня было нельзя. Услышав, как сзади подошел Ник, я оглянулся и даже в полумраке смог разглядеть, как по его посеревшему лицу струятся капли пота. Он склонил голову, закрыл глаза и облокотился на стену, стараясь не наступать на травмированную ногу. Боль была такая, что иногда он не сдерживался и тихо стонал.

Мексиканцы стояли в сотне метров от пирамиды, что-то оживленно обсуждая между собой. Один из них держался за окровавленную руку. Видимо, его тоже задело в тоннеле. Длинный сидел на земле, привалившись спиной к стволу дерева, вытянув перед собой закованную в гипс ногу. Он отчаянно жестикулировал здоровой левой рукой, постоянно тыча ей в сторону нашего укрытия, пытаясь в чем-то убедить напряженно взиравших на него людей. Судя по всему, в их рядах произошел раскол и они отказывались повиноваться своему предводителю.

До меня доносились обрывки фраз, из которых я понял, что бандиты полагали, что мы не отважимся вылезти из этой норы и будем сидеть в глубине ее, безропотно ожидая своего часа. Они не знали, есть ли у нас вода и пища, но в любом случае намеревались взять нас измором. Длинный же настаивал, что надо снова проникнуть внутрь тоннеля и расправиться с нами как можно быстрее. Им потребовалось некоторое время, чтобы о чем-то договориться, после чего один из них твердым шагом направился в нашу сторону. Я тихо сказал Нику, что ему надо уходить, но он лишь помотал головой, положил на пол рюкзак и, подтаскивая за собой больную ногу, подошел к проходу, встав возле него напротив меня.

Когда мексиканец оказался у самой щели, мы затаились, вжимаясь в холодные стены, а он прокричал:

– Эй, русские! Вы меня слышите?

Нас разделяло не более полуметра, но бандит не знал об этом.

– Вы нам не нужны! – снова прокричал он и, осмелев, просунул голову в темную щель. – Давайте решим все мирно!

– Знаем мы ваше «мирно», – услышал я тихий голос Ника и увидел, как невесть откуда взявшийся в его руке пистолет уперся в лоб бандита. – До свидания, – спокойно проговорил он и нажал на спусковой крючок.

Случившееся оказалось для меня не менее неожиданным, чем для мексиканца. Грохнул выстрел, и брызги крови, смешанные с ошметками мозга, полетели мне в лицо. Ник мгновенно вытолкнул наружу застрявшее в проходе тело бандита и выпустил в стоявших поодаль мексиканцев всю обойму. Те бросились врассыпную, пытаясь скрыться за разрушенными постройками и росшими повсюду деревьями, но я успел заметить, как один из них выгнулся, плашмя упал на землю и затих. Длинный перевернулся на живот и, отталкиваясь от земли двумя здоровыми конечностями, быстро заполз за дерево. Его загипсованная нога со стороны напоминала хвост огромной ящерицы и, если бы наша ситуация не была настолько плачевной, могла бы вызвать взрыв веселого смеха. Но в тот момент ничего потешного я в этом не увидел. Бандитам хватило нескольких секунд, чтобы оправиться от паники и открыть по нам ураганный огонь из автоматов.

– Было семеро, минус трое, – прячась от влетавших в тоннель шальных пуль, констатировал Ник. – Осталось четверо полноценных бойцов плюс калека Длинный. Итого четыре с половиной.

– Этого вполне достаточно, чтобы держать нас здесь до тех пор, пока мы не сдохнем от жажды.

– Может, повезет и дождь снова пойдет, – в голосе его слышались слабые нотки надежды. – Тогда и воды наберем.

– Может, и повезет, – ответил я, вспоминая ночной ливень, который еще несколько часов назад мы проклинали на чем свет стоит, а теперь ждали как величайший дар.

Мексиканцы перестали стрелять, и я рискнул немного выглянуть наружу, скрываясь под покровом темноты тоннеля. Площадка перед пирамидой пустовала, словно и не было здесь никогда Длинного и его людей. Только бандит, подстреленный Ником, так и оставался недвижимо лежать на том самом месте, где его настигла пуля, а вокруг его головы растекалось темно-красное пятно.

Больше они нас в тот день не беспокоили, лишь изредка выкрикивали проклятия в наш адрес и в красках расписывали все, что сделают с нами, когда мы попадем к ним в руки. Мы же оставались у входа в тоннель, ничем не выдавая своего присутствия, готовые защищаться до конца, благо имели в наличии довольно солидный арсенал – автомат, захваченный у убитого бандита, два пистолета с полными обоймами и один с четырьмя патронами.

Пока было еще светло, я осмотрел ногу Ника. Лодыжка распухла так, что увеличилась в два раза, кожа почернела, на ощупь была очень горячей, и от любого прикосновения к ней бедняга не мог сдержаться и стонал. Ножом я разрезал шнурки на его кроссовке, и стал снимать ее. Но, несмотря на всю мою осторожность, едва я начал стягивать кроссовку, Ник громко вскрикнул и потерял сознание. Пока он лежал без чувств, я разрезал его носок, и моему взгляду предстало зрелище, от которого я содрогнулся. Сбоку из разбухшего, сине-черного куска плоти, мало напоминающего человеческую стопу, наружу торчала кость. Вправить ее в наших условиях было невозможно.

Эта ночь оказалась самой мучительной за последние дни. К вечеру температура воздуха опустилась, но Ника лихорадило и бросало в жар. Он впадал в беспамятство, бредил, а когда приходил в себя, то постоянно просил воды. Мы весь день провели в подземелье без воды и очень страдали от жажды, но если я еще мог терпеть, то Нику она была необходима, чтобы выжить. Бандиты периодически напоминали о себе, обстреливая вход в тоннель со всех сторон. Они ждали, что мы постараемся выбраться наружу под покровом ночи, и были к этому готовы. Нику становилось все хуже и хуже, а я ничего не мог сделать для него. Если бы у нас была вода, можно было бы хоть как-то облегчить его мучения. Но воды не было, и я понимал, что с начавшимся у него заражением и обезвоживанием Ник может умереть к вечеру завтрашнего дня.

Как я ни пытался не смыкать глаз, но незадолго до рассвета не выдержал и заснул. Я сидел, прислушиваясь к звукам, раздающимся в темноте, чтобы быть наготове, если бандиты вдруг вновь решаться проникнуть в тоннель, а потом просто отключился. Нам очень повезло, что Длинный не послал своих людей, пока я спал. Разбудил меня дождь. Сначала мне снилась вода, много воды – я купался в ней, пил ее большими глотками, а потом вдруг снаружи тоннеля забарабанил такой сильный ливень, что от неожиданности я резко открыл глаза, пытаясь сообразить, где же я нахожусь. Ник спал неподалеку, положив под голову набитый рюкзак. Поняв, что заснул на посту, я сразу же выглянул наружу, но все там оказалось спокойно. Уже светало, мексиканцев видно не было, но дождь начал постепенно ослабевать, а потому следовало поспешить. Фляга осталась в нашей хижине, и надо было срочно решать, во что же набрать воду. Рядом валялась кроссовка Ника. Она была грязной, но другого «сосуда», в который можно было бы набрать воду, мы не имели. Я схватил кроссовку и бросился к выходу. Вокруг все казалось чисто и, решив, что бандиты укрылись где-нибудь на время дождя, я рискнул немного вылезти наружу. Прошли сутки с тех пор, как мы пили воду последний раз, и причиняемые жаждой страдания уже становились невыносимыми. Перешагнув через труп убитого вчера Ником мексиканца и держа в вытянутой руке кроссовку, я запрокинул голову, пытаясь поймать пересохшим ртом капли воды.

И в следующее мгновение пуля пробила мне грудь. Боли я не почувствовал, просто какая-то невидимая сила резко развернула меня и бросила лицом в бурую грязь. Я попытался вскочить на ноги, но снова упал. Двое мексиканцев бежали ко мне с автоматами наперевес, а Длинный собственной персоной появился из-за находившихся метрах в пятидесяти от меня развалин, поддерживаемый под руки двумя другими бандитами. Его рот растянулся в широкой, торжествующей улыбке.